Иерархичность, вертикальная соподчинённость, известная под названием «великая цепь бытия», последовательно выстраивавшая всё сущее по степени его приближённости к Творцу, была вообще важнейшим принципом организации средневекового пространства:
В сжатом виде вселенская иерархия выглядела <...> следующим образом. Начиная с вершины вниз на девяти ступенях (звеньях) «цепи» располагались три «класса» ангелов (в каждом из них по три разновидности данного «класса»): серафимы и херувимы — ближайшие к богу, архангелы и ангелы — ближайшие к человеку. Каждому ангельскому чину («хору») отведена одна из небесных сфер из обозначенных в космографии Птолемея. Серафимы расположились на удаленнёйшей от земли сфере «перводвижителя» (primum mobile), управлявшей движением всех других сфер. Ниже следовала сфера неподвижных звёзд (в ведении херувимов), сферы Сатурна, Юпитера, Марса, Солнца, Венеры, Меркурия (в ведении архангелов), наконец, сфера Луны, за движением которой следят ангелы. Последняя образует разграничительную линию между небесами и землёй. Всё, что ниже той линии, состоит из «земных» элементов и поэтому изменчиво, несовершенно и подчинено упадку и исчезновению. Всё же, что находится выше этой линии, совершенно, неизменно и вечно. Иными словами, определение «подлунный» и «надлунный» содержало для средневекового человека множество значений.
Строго иерархическим рисовался способ упорядочения всего сущего и в мире подлунном. Если рассматривать его снизу вверх, то мы окажемся свидетелями иерархии атрибутов (свойств — М.Н.). — Миру неорганическому (как бы мы теперь сказали) присущ лишь один атрибут — существование; миру растений помимо него ещё свойствен атрибут питания; миру животных кроме двух упомянутых — ещё и атрибут ощущения и движения; наконец, человеку сверх всего — ещё и атрибут разума. Этим определялось особое положение человека в данной «иерархии», он связывал воедино оба его начала — духовное и материальное, божественное и земное. В этой «цепи бытия» нет перерывов, нет «пропусков». Нетрудно убедиться, — подытоживает свой набросок картины средневековой Вселенной М.А.Барг, — что в её описании доминировали три идеи: идея полноты творения как проявление «щедрости творца», идея непрерывности сущего — олицетворение постепенности переходов от низшего к высшему и, наконец, идея градуированности и дополнительности, атрибутов, составляющих мироздание, что подводило к представлению о целостности и взаимосвязанности его частей.
Указанная иерархичность целиком относилась и ко временной стороне средневекового хронотопа. ВРЕМЯ обоих «градов» — разное время. Град Божий существует в вечности, не нуждаясь ни в прошлом, ни в будущем. Смысл понятия вечность требует разъяснения. К этой теме неизменно обращаются крупнейшие мыслители Средневековья. На взгляд Августина, — поясняет современный комментатор, — «будучи источником времени, бог не переживает никакого «предтем» и никакого «потом», ибо в мире его мыслей-идей всё есть раз и навсегда. В этом мире всё существует поэтому как застывшее, постоянное «теперь» (nuns stans). Статичная вечность неотделима от божественного существа».
Аргументы другого великого средневекового теолога, Фомы Аквинского, помогающие понять Божественную вечность как принципиальную «не-движность» таковы. Во-первых, в Боге всё завершено, и в нём нет ничего такого, что ещё не реализовано. Во-вторых, природа Бога предельно проста, в нём нет различных частей, необходимых для того, чтобы происходило движение. В-третьих, Бог, и так обладающий всей полнотой совершенства творения, не нуждается в движении, обычно направляемом к приобретению чего-то нового. Верхние «этажи» вселенской иерархии, по Аквинату, обладают вечностью лишь одною своей стороной: они созданы, т.е. имеют начало, но не имеют конца.
В сущности философский бог Средневековья толкуется как сам по себе ум — всезнающий и потому неизменный, волящий и творящий одним своим намерением. Он творит мир посредством непрерывного истечения (эманации) собственного содержания нижерасположенным иерархиям бытия или же посредством однократного творческого (креативного) акта — но это уже предмет теологических споров. В любом случае божественное знание, знание вообще, согласно средневековому допущению, всё целиком существует изначально, и оно есть дар, доступный людям в меру их открытости этому знанию. Таким образом время — это то, что нужно людям (человечеству), чтобы постичь Божественное содержание, но не Богу, обладающему им изначально.
Путь человечества к Богу — это и есть развёрнутая во времени средневековая история. Свершение её можно представить себе как общечеловеческую драму, задуманную и осуществляемую Создателем. У неё есть начало и конец. Её основные моменты — творение, грехопадение, искупление и грядущее «второе пришествие Христа» — это моменты очевидного вторжения в человеческую историю направляющей её надчеловеческой Божественной воли. Но именно направленность истории, безвозвратное движение от одной роковой её точки к другой — до тех пор, пока отпавшее от Бога, вследствие адамова греха, человечество не вернётся в день Страшного суда в Страну Исхода («Град Божий») — и составляет её принципиальную историческую новизну. Древность мыслила историю кругами. Средневековье знает только один исторический круг — от «исхода» до «возвращения», но и он «развёрнут» в однонаправленную историческую прямую неопределённой продолжительности: предвещённый в Библии День Гнева ещё не наступил.
Итак, мир средневековой культуры — это драматически напряжённый мир сосуществующих полярных противоположностей. Божественное и земное, священное и греховное, вечное и временное непостижимым образом соприсутствуют в каждой точке средневекового мира. Человек (всякий человек — от Адама) сам несёт и явственно ощущает в себе эту двойственность Божественной духовности и земной бренности. Утверждение в себе надлежащей иерархии, соответствующей господству в средневековом мире трансцендентного начала, составляет важнейшую задачу индивидуальной истории (биографии) человека. Как и всё человечество в целом, отдельный человек Средневековья должен был понимать свою жизнь как путь, цель которого и смысл — постижение и построение в себе Божественного совершенства. Реальные биографии людей той эпохи однообразны — монах, сеньор, рыцарь, крестьянин, ремесленник, позже — купец. Огромное большинство всё-таки — крестьяне. Грамотные в Средневековье составляют, скорее, исключение. Единственная широко известная книга той эпохи — Библия, но и она, существующая на латыни, доходит до людей в переведённых цитатах и фрагментах — в проповедях и поучениях, которые выходят за пределы храма в устных, иногда сильно варьированных, уличных пересказах. Основной мировидения для человека средневековой эпохи, не умеющего читать, служит, как и в Древности, система мифов, на этот раз — христианская мифология, воплощённая в повествовательной, рисованной, пластической, театрализованной формах.
8.3. Средневековая мифология
Средоточие средневековой мифологии — храм (церковь, собор), живой и действующий символ средневековой культуры, образ средневекового мира, imago mundi, средство постичь и передать то, что не может быть однозначно объяснено. «Церковь есть земное небо, в котором живёт и пребывает пренебесный Бог. Она служит напоминанием распятия, и погребения, и воскресения Христова. Иначе: церковь есть божественный дом, где совершается таинственное животворящее жертвоприношение», — писал в VIII веке патриарх Константинопольский Герман. Крестообразный в плане храм символизирует земные страдания Христа, а пересечение продольного и поперечного нефов, (т.н. средокрестие), символизирует «срединную точку», смысловой центр храма и мира, в которой восстанавливается символическая вертикаль, связывающая оба — земной и Небесный — миры. Путь прихожанина от главного (западного) портала к восточной (алтарной) стороне продольного нефа символизирует общечеловеческую и индивидуальную историю приближения к Божественной истине. Символизирующие Небо купола православных храмов устанавливаются на квадратном основании, числом сторон символически отвечающих одновременно и числу сторон земного мира, и числу Евангелий о Христе.
Унифицированная система храмов — система конструкции и декора, богослужебных текстов и самой службы — главный, если не единственный, способ, которым достигнуто единомыслие во всех слоях средневекового европейского человечества в представлении о мире и месте человека в этом мире. Таким образом, система символов, образующих смысл храмового комплекса, служит в культуре Средневековья её ЯЗЫКОМ-ИНТЕГРАТОРОМ, тем языком образов и понятий, который способен донести до каждого культуроносителя представление о хронотопе и ГЕРОЕ этой культуры — Боге, к воле, промыслам и земной судьбе вочеловеченного воплощения которого, прикованы мысли и чувства всех людей этой эпохи.
Как и любая другая, культура Средневековья складывалась множеством человеческих усилий, направленных к упорядочению коллективной жизни посредством выработки единого взгляда на мир и на природу человека и его место (его предназначение) в этом мире. Принятая в Средневековье мирообъяснительная схема отвечала реальным обстоятельствам, сопутствовавшим её возникновению.
Тысячелетие Средневековья начиналось на развалинах античного мира и затем продолжалось веками в бедной, неустойчивой, бесписьменной социальной среде, долгое время безуспешно тяготевшей к созданию стабильных государственных образований. Культурный опыт Античности (единственный, доступный Средневековью) самим фактом крушения Рима казался тогда окончательно дискредитированным и в моральном отношении несостоятельным. При этом, однако, идея власти и образ государственности (империи), а также представления о знаниях (мудрости) человека сохраняли отчётливые черты своего римского происхождения.
Носителями этих сложных отношений преемственности и отторжения античного опыта в первой половине средневекового тысячелетия были христианские священники и монахи, численно составлявшие ничтожное образованное меньшинство населения Европы, тогда как те, кто составляли большинство — крестьяне — располагали лишь опытом мифоорганизованной родоплеменной жизни, с которым расставались медленно и неохотно. Новая христианская культура должна была быть достаточно гибкой и ёмкой, чтобы вера в её основные допущения могла примирить и объединить всех. Но прежде всего, она должна была быть революционно новой.
Новое христианское представление о трансцендентности Бога миру впервые с предельной ясностью выразило убеждённость в абсолютном превосходстве во Вселенной духа над материей, культуры над стихией жизни, воли человека над его природными и эгоистическими побуждениями. В исторической перспективе, христианство было мечтой о такой цивилизации, которая была бы победой Града Божьего на земле (т.н. хилиазм) или во Вселенной и, одновременно, шансом для каждого человека на посмертное вечное блаженство. Это была жизнеспособная мечта, мечта большой моральной силы, веками вдохновлявшая на монашеский труд и служение, подвигавшая к смирению и терпению.
Слабость этой мироконцепции, незаметная раннему Средневековью, заключалась в том же, в чём была её сила: в обожествлении знаний и опыта. С одной стороны, авторитет Божественного ума, как источника всякого имеющегося знания, укреплял волю людей к постижению и укреплению того, что уже есть — к истолкованию Священного Писания, копированию античных текстов в монастырях, освоению в церковных школах «семипутья» и сохранению жизненного уклада и практических навыков. С другой стороны, такое фатальное господство прошлого над настоящим, наличного над творимым, главенство безличных, переадресованных Богу, знаний и творческих способностей над волей отдельного человека, становилось помехой жизни — тем долее, чем более зрелой становилась средневековая цивилизация, чем больше сил и средств могла она предоставить в распоряжение действующего человека.
Материальный расцвет средневековой цивилизации приходится на XII-XIV века. В этот период в Европе на фоне политической стабилизации и общего повышения уровня жизни наблюдается быстрый прирост населения, развитие и усиление городов, распространение образованности, завершается формирование общеевропейского рынка. Одновременно накапливается знание о собственном историческом прошлом средневековой цивилизации, вопреки её основной доктрине свидетельствующее об изменчивости мира под влиянием созидательных действий человека.
В итоге, к XV веку во многих местах Европы начало складываться фактически новое общество, обладающее опытом и знаниями, совершенно отличными от тех, которыми некогда располагала послеримская Европа, сформировавшая Средневековую культуру. В новом европейском мире всё острее ощущалась нужда в выработке соответствующей новым условия и обстоятельствам жизни новой культурной системы. Процесс этот занял ещё приблизительно два (XV-XVI) века эпохи Возрождения. А вновь созданная культура XVII-XIX веков получила название «Гуманистическая культура Нового времени».