<<< М.И.Найдорф
<<< «ЗАМЕТКИ ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ ТОТАЛИТАРИЗМА»
ТОТАЛИТАРИЗМ И ВОЙНА.
Статья 1
Известно, что война и тоталитаризм тесно связаны и что Первая мировая война стала социальным полигоном для выработки основных механизмов тоталитаризма. Но и в дальнейшем тоталитарные страны не скрывали того, что в прошлых и будущих войнах их общества находят свой смысл, цель и вдохновение.
Понятие «тоталитаризма» (первоначально в виде прилагательного: «тоталитарный») родилось и вошло в употребление уже в начале 20-х годов в статьях итальянских антифашистов. Однако Италия не только произвела на свет понятие «тоталитаризма», но и стала примером политического режима, который сам себя гордо именовал «тоталитарным»: уже в июне 1925 года Муссолини заявлял о «неудержимой тоталитарной воле» фашизма, этот же термин систематически использовал официальный философ режима — Джованни Джентиле (Gentile, Giovanni, 1875-1944) 1. Основной ценностью в тоталитарных обществах полагалась их целостность (лат. totalis — весь, полный, целый), достигнутая путём отказа от либеральных свобод в пользу всеобщего государственного принуждения и контроля.
Исторически возникновение и быстрое укрепление обществ нового, тоталитарного, типа является главной особенностью межвоенного периода 1918-1939 годов. Как известно, мирный договор с Германией об окончании Первой мировой войны был подписан 28 июня 1919 г. в Зеркальном зале Версальского дворца, том же самом, в котором в 1815 году были подписаны документы Венского конгресса, завершившего эпоху наполеоновских войн. Эта намеренная аналогия символизировала желание стран-победительниц вернуться к довоенному положению вещей. По этому мирному договору и по ряду дополнительных договоров основные державы-победительницы (Англия, Франция, США) и их союзники разделили между собой значительную часть материальных и территориальных ресурсов побеждённых стран, позаботились о своих долгосрочных преимуществах в военной и экономической областях.
Побеждённой страной в конце войны формально осталась одна Германия. Однако, те страны, которые не получили военных приобретений взамен людских и экономических потерь войны, фактически тоже оказались в положении побеждённых. Это касается прежде всего России, которая не выдержала груза войны, вышла из неё раньше и потому не участвовала в Версальском договоре, и Италии, которая формально была представлена в «Совете Четырёх» (главных победителей), но не получила достаточных приобретений. Ещё один участник побеждённого Тройственного союза, Австро-венгерская империя, вследствие военного поражения и вовсе перестала существовать. Австрия стала маленькой нищей страной с 6 млн. жителей. Венгрия вынуждена была отдать часть своих земель Румынии, Болгария — Сербии и т.д. Для проигравших в войне стран её итоги были катастрофическими — как в настоящем, так и в отношении их будущего (с учётом послевоенных государственных долгов, репараций и потерь важных источников промышленного сырья).
Таким образом, для двух этих групп европейски цивилизованных стран послевоенное возрождение выглядело по-разному. Страны-победительницы стремились, насколько это возможно и как можно быстрее, забыть о войне, вернуться к довоенным формам жизни. Но страны, потерпевшие военную катастрофу, вернуться к довоенным формам жизни уже не смогли. Для народов этих стран война не завершилась подписанием мирных договоров: груз унижения, нищеты и отчаяния не позволял забыть о ней, а послевоенные бедствия легко убедили население этих стран отнестись к войне как ниспровержению старого миропорядка. В России, Италии и Германии, где нужда в обновлении государственного механизма была наибольшей, опыт военной организации жизни был сохранён в новой («тоталитарной») форме общественного устройства и переосмыслен — как культурный образец, источник нового представления о мире и месте человека в нём. В этом смысле позволительно говорить о положительном опыте Великой, как её тогда называли, войны.
Прежние войны меньшего масштаба велись армиями. Мирное население воюющих стран страдало преимущественно в районах «театра военных действий», и при этом всегда оставались значительные группы населения, чей способ жизни не был затронут войной. На этот раз долгая и изнурительная война, в которую были втянуты целые нации, как никакая предшествующая подчинила себе всю экономическую и социальную жизнь воюющих стран. Необходимость предельной мобилизации человеческих и производственных ресурсов привела к резкому увеличению роли государства как инструмента принуждения.
В ходе войны были выработаны новые приёмы и средства управления обществом. Во всех воюющих странах правительства так или иначе пришли к созданию специального аппарата для регулирования государством экономических процессов — государственных военно-экономических управлений. В чрезвычайных условиях они осуществляли нетипичные для цивилизации Нового времени функции контроля над финансами, производством и распределением военных и других важных государственных заказов, ресурсов.
Во время войны были отменены законы об охране труда и в ряде стран были упразднены выходные, рабочий день постоянно увеличивался, сверхурочные работы стали обычны. Стачки и увольнения по собственному желанию были запрещены. Государственные службы занятости распределяли рабочую силу. Для обеспечения функционирования стратегически важных предприятий проводились «трудовые мобилизации». Для покрытия всё увеличивавшихся военных расходов власти воюющих стран прибегали к государственным займам, призывая население к «сознательности». В 1915 г. Германия и Австро-Венгрия, а затем и другие страны ввели карточную систему распределения основных продуктов питания.
Наряду с инструментами государственного принуждения для мобилизации общественного мнения при подготовке и в ходе самой войны в странах-участницах сложилась система средств массовой пропаганды, которая использовала устное (митинги) и печатное слово (газеты, дешёвые брошюры и книги) и даже популярные жанры искусства (цирковые куплетисты и кафешантанные 2 номера, например) для психологической поддержки мотивации к войне.
Из опыта войны также следовало, что армия может послужить социальной моделью послевоенного общественного устройства. Окопное равенство учило, как можно устранить проблему бесправных и эксплуатируемых пролетариев: здесь, в воюющей армии, либеральные ценности (особенно, личной инициативы и самоответственности) уступали место ценностям социалистическим, основанным на групповом действии и безусловном подчинении. Впервые в общеевропейских масштабах возможность создания однородных обществ нового типа стала очевидной в окопах, на заводах и в очередях Первой мировой войны.
Наконец, тотальная война 1914-1918 гг. привела к банкротству миллионов мелких участников рынка, многократно умножила число пролетариев и заставила большинство, «массу» населения воевавших стран разувериться в парламентских и рыночных механизмах общественного самоуправления, казавшихся неопровержимо разумными в XIX веке.
Фактический отказ от инструментов буржуазной демократии со стороны большинства населения произошёл в тех странах, где парламентаризм и рынок имели сравнительно слабую укоренённость. Но и в традиционно либеральных странах (Англии, Франции, США) сохранение буржуазных институтов государства в послевоенное десятилетие потребовало таких реформ, которые до Великой войны казались немыслимыми и которые существенно изменили эти общества в направлении роста государственного регулирования в условиях мирной жизни. В эти годы вводятся всеобщие выборы, легитимизирующие сильную исполнительную власть, устанавливается значительный государственный и профсоюзный контроль над предпринимательством и условиями труда, государственные гарантии в области пенсий, страхования и охраны здоровья. Таким образом, новая эпоха массовых обществ и «социальных государств» явилась в первой половине ХХ века в разных формах, включая формы крайнего тоталитаризма.
«Эта новая эпоха наступила не в виде постепенного и якобы естественного развития демократии. Она ворвалась в историю через ворота войны, которые считались запертыми», — писал историк Франсуа Фюре 3, напоминая тем самым, что состоявшаяся война в предшествующие ей годы казалась невозможной и даже немыслимой. Но после мировой катастрофы 1914-18 гг. представления переживших войну людей изменились в диаметрально противоположном направлении. Для большинства из них прошедшая война стала важнейшим опытом и уроком их жизни, особенно для тех, кого война настигла в первой половине их жизненного пути. Из этого опыта исходили, пытаясь преодолеть растерянность и отчаяние послевоенной разрухи. Новое отношение к войне складывалось на митингах, поддерживалось в газетах, формулировалось в государственных документах.
Итальянские фашисты провозглашали, что лишь война повышает до максимума человеческую энергию и отмечает печатью благородства тех людей, которые отважились встретить её лицом к лицу, что для мужчины война то же, что и материнство для женщины. «Я не верю в вечный мир; и не только не верю, но и испытываю к нему отвращение, как к разлагающему лучшие стороны человека», — говорил вождь итальянских фашистов «дуче» Муссолини4. Большевики настаивали на «перманентной» (непрекращающейся) в СССР и во всём мире «классовой борьбе». Программный документ немецких нацистов книга Гитлера с характерным называнием «Моя борьба» представляет собой в конечном счёте призыв к немцам мобилизоваться ради новой войны против указанных автором врагов Германии внутри страны и за её рубежами.
«Быть солдатом вовсе не обязательно означает носить форму и оружие, — разъяснял иностранным дипломатам высокопоставленный германский нацист5. — /.../ Крестьянин на своей скупо родящей земле, матрос на хрупкой палубе своего качающегося судна, шахтёр в земных глубинах, металлург на своём рабочем месте, врач у постели больного, адвокат на трибуне, поэт, учёный, изобретатель — все они, никогда не подвергавшиеся суровой дисциплине и не слышавшие слов приказа, могут стать солдатами, если... Да, все они могут быть ими, если умом и душой рассматривают место, на которое их определила сама судьба, не только как свою профессию, но — призвание, не только как своё рабочее место и поле деятельности, но и как место исполнения своего долга, как свою обязанность, выполнению которой они готовы посвятить все имеющиеся у них силы» 6.
В каждой из тоталитарных стран власть опиралась на массовые общественные объединения, построенные по военному образцу, с централизованным управлением и жёстким подчинением местных ячеек приказам из центра. По традиции Нового времени эти организации всё ещё назывались привычным словом партия. Но уже вождь большевиков Ленин назвал свою партию «партией нового типа». Новизна тоталитарных партий, объединений и «народных союзов» заключалась в том, что они создавались не для парламентского представления интересов своих сторонников-избирателей, а для управления массами по приказам из центра. Внедрившись в слабые парламентские системы своих стран, гитлеровская Национал-социалистическая рабочая партия Германии, итальянская Национальная фашистская партия Муссолини или же, в России, вообще не дав сформироваться послевоенному парламенту (Учредительное собрание было силой разогнано проигравшими первые демократические выборы в России большевиками-ленинцами), эти партии затем насильно отождествили себя с государственным механизмом. Они и породили, в свою очередь, тип милитаристского (военизированного) «государства нового типа», состоящего из по-военному жёстко иерархизированной бюрократии и ряда «общественных» организаций, специально созданных для контроля над умами и частной жизнью людей. Это — детские, юношеские, молодёжные организации, государственные профсоюзы, союзы бывших военных, женские союзы и т.д., которые не могли иметь иных целей, кроме политической поддержки и исполнения решений «центра».
В тоталитарных государствах (в разных формах, в соответствии с национальными традициями) сохранялось и культивировалось военное отношение к труду, быту и даже к праздникам. Знакомая и понятная массам военная лексика использовалась в оформлении государственных кампаний Муссолини, которые он называл «битвами». Чтобы обеспечить работой безработных, Муссолини начал строительство автострад, а затем и целого нового города на юге Италии под именем Муссолиния (это стало частью «Битвы за решение Южной проблемы»). В разное время Муссолини провозглашал «Битву за зерно» (крестьяне должны были выращивать больше пшеницы), «Битву за землю» (мелиорация земель) и «Битву за рождения» (увеличение рождаемости). Постоянные «битвы» вели и нацисты: «Каждое дитя, которое женщина дарит миру, это битва, в которой она сражается за выживание своего народа» (из речи Гитлера в Нюрнберге в 1934 г.). Жители СССР хорошо знали смысл таких выражений, как «трудармейцы» и «трудовой десант», «битва за урожай», «идеологический фронт», Сталин, в своё время, определил свою партию ВКП(б) как «орден меченосцев». Государственные праздники всех тоталитарных государств неизменно включали в себя военные парады, военизированные народные шествия, массовые митинги и марши, имеющие смысл военного сплочения и мобилизации общества.
Насилие, положенное в основание образа жизни целых народов, в 1930-х годах приобрело всё более конкретное политическое воплощение. Внутри тоталитарных стран оно выразилось в тотальном преследовании целых групп населения, объявленных «врагами» общества (военное сознание!) — по классовому, национальному или расовому признаку. Широкое использование концентрационных и принудительных «трудовых» лагерей — это тоже продолжение опыта войны (лагеря для военнопленных) в «битвах» мирного времени. Во внешней политике все тоталитарные государства готовили территориальные захваты: провозглашалось воссоздание «Римской империи» (итальянские фашисты), создание Третьей германской империи («Третий Рейх»), советские большевики готовились к «мировой революции», которую должны были возглавить. И эти идеи осуществлялись на практике. Италия в 1936 году захватила Абиссинию (Эфиопию) и объявила себя империей. В 1939 фашистская Италия оккупировала Албанию. СССР в 1939 году начал войну с Финляндией и присоединил часть её территории.
Осенью 1939 года по согласованию с Германией произошло также вторжение советских войск в Польшу с последующим присоединением к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии и присоединение (румынской тогда) Бессарабии. Гитлер 13 марта 1938 присоединил Австрию («аншлюс»), затем 30 сентября 1938 на конференции в Мюнхене добился от ведущих западных стран согласия на отторжение в пользу Германии части Чехословакии, с преимущественным немецким населением (Судеты), затем оккупировал Чехословакию. Воспользовавшись моментом, свои территориальные притязания к Чехословакии высказала Польша (р-н Ользе) и Венгрия (Закарпатская Украина). Все эти и другие войны «мирного времени» в Европе и за её пределами, например, войны Японии против Китая (оккупация Маньчжурии в 1931 и война 1937 года) и бои на границах СССР и Монголии — у оз. Хасан, 1938, у р. Халхин-Гол, 1939, велись как первые шаги дальнейших военных приобретений. Война, которая навязчиво присутствовала в «образе мира» народов тоталитарных стран, превратилась в реальность Второй мировой войны.
Сложившееся после второй в ХХ веке победы над Германией и её союзниками соперничество СССР и США в так называемой Холодной войне оставляло широкие возможности распространению тоталитаризма во всём мире. И каждое общество, признавшее за благо безграничное доминирование над собой системы государственного принуждения, обосновывало свой тоталитаризм военной необходимостью. В 1960-70 гг. многие страны Азии и Африки, заново создававшиеся вследствие распада колониальной системы, быстро приобретали облик военно-тоталитарных режимов, сменяли друг друга военные хунты в странах Латинской Америки, даже в европейской Греции на несколько лет власть захватила хунта так называемых «чёрных полковников».
Падение одной из сторон противостояния, завершившее к началу 1990-х гг. Холодную войну, казалось, должно было лишить поддержки все военно-тоталитарные режимы. Но этого не произошло. Вот и сегодня, когда от эпохи раннего «образцового» тоталитаризма нас отделяет более чем полвека, мотив войны, навязчиво присутствующий в «национальных образах мира» (Г.Гачев) многих общественных групп, наций и государств, может служить напоминанием того, как близко стоит любое массовое общество к тоталитарному соблазну сплочения вокруг гимнов войны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Гвидо Карпи. Тысячи лиц итальянского тоталитаризма. «Неприкосновенный запас», 2002, №2.
2 Кафешантан (фр. cafe chantant букв. кафе с пением).
3 Франсуа Фюре. Прошлое одной иллюзии. — М.1998. — C. 192.
4 Buta Kokutai. Фашисты. — см.
5 Э.Рем, вождь штурмовых отрядов СА — коричневорубашечников, в речи перед дипломатическим корпусом и иностранными журналистами 18 апреля 1934 года (за 2,5 месяца до своей гибели в «Ночь длинных ножей»).
6 Цит. по: Германский национал-социализм. — Серия «Этническая история». Вып. 5. — Паллада: Москва, 1994 г.
