Рассмотрим два примера.
1. Допустим, что СМИ дали совершенно абсурдное сообщение, скажем, сообщили в новостях об открытии «американскими учеными» влияния лунного света на конский хвост. Является ли данное сообщение «информацией»? По законам научной среды это сообщение станет или не станет информацией лишь после того, как оно пройдёт через специальные процедуры доказательства и проверки на истинность. В массовом сознании критерий проверки отсутствует. Здесь признаками того, что считать «информацией», оказываются факторы ситуативного характера, например, правдоподобие сообщения, желательность его, авторитет источника. В данном гипотетическом случае акцептирование станет более вероятным, если сообщение появится на фоне повышенного интереса к предмету — вследствие опубликования новых сенсационных научных открытий, касающихся Луны, и при ссылке на американских, а не местных, учёных. Благоприятным фоном для доверия к сообщениям подобного класса является вера в необъяснимую взаимосвязь всего, что есть во Вселенной, питающая, в частности, астрологию.
Надо иметь в виду при этом, что указанные различия при восприятии сообщений в разных культурных средах, соответствуют их предназначению. Учёный пользуется новой информацией практически — делает на её основе расчёты и выводы, массовый человек лишь подтверждает ею уже имеющиеся представления о мире и о себе в этом мире. Учёный проверяет сообщение экспериментально, массовый человек — в опыте жизни таких же людей, как и он сам.
2. Наиболее достоверными в массовом восприятии считаются сообщения СМИ репортажного характера. Известно, однако, что любой отчёт «с места событий» — газетный, радио или телевизионный — носит отпечаток репортёрской избирательности. Тот или иной выбор планов, подвижность или статичность камеры могут повлиять на восприятие даже при прямой трансляции официального заседания. Различие между самим присутствием и «эффектом присутствия» в mass-media фатально непреодолимо.
Достоверность тут не спасает. Надутые щёки трубача в оркестре, густой грим оперного тенора на сцене, шум самолётных турбин, заглушающий «интервью у трапа», достоверны, но не существенны для восприятия симфонии, оперы или точки зрения политика. Подсмотренный и показанный крупным планом процесс пожирания одной букашки другою достоверен и любопытен, но он настолько изменяет привычный «угол зрения», что вполне обнажает искусственность сообщений СМИ. Если культура вообще есть созданная человеком, а не природой, до известной степени, искусственная среда, то образ мира, каким он предстаёт в СМИ, оказывается предельно искусственным.
Вывод о том, что всё, что поступает к нам через СМИ суть исключительно и только специально приготовленные сообщения, не нов и не столь уж необычен. Но каждый раз он нуждается в обновлении. Почему? Потому, что СМИ — такова их природа — постоянно выдают собственную продукцию за транслируемую чужую. Футбольный матч, пережитый на стадионной трибуне и у экрана телевизора — это два разных матча, завершившихся с одинаковым счётом, но телевидение настаивает, что оно лишь сообщает о происходящем соревновании. Передача «комментаторы за круглым столом» — это профессионально организованное студийное событие, а не частный обмен мнениями, но радио выдаёт себя лишь за средство информирования о мнении комментаторов. Выход двух танков на боевую позицию перед Белым домом осенью 1993 года был настолько далёк от практической необходимости, что смахивал на выход балетной пары. Но такое «эстетическое» восприятие могло возникнуть только благодаря подчёркнуто отстранённой позиции камер CNN.
Итак, СМИ — это средства, но не массовой информации, как может следовать из принятого их русского наименования. СМИ — средства создания общедоступной образно-смысловой среды существования огромных масс людей (media, по-английски, окружающая субстанция, среда обитания, mass-media, следовательно, куда более точное название). Эта среда выдаёт себя за абсолютно прозрачную, но на самом деле является абсолютно плотной. И в этом парадоксе заключена мистическая сила СМИ и тех, кто ими владеет.
Но кто же владеет СМИ? В смысле финансово-административном, понятное дело, те, кто контролирует производство и тиражирование сообщений. В смысле же содержательном контроль оказывается на другом полюсе — полюсе восприятия. Сегодня ещё многие помнят как упорно в СССР СМИ направлялись на формирование «нужных» свойств образно-смысловой среды советского общества. При этом часть усилий оказывались вполне успешными, другая часть нет. Мнение о том, что советский строй — справедливейший в мире, поддерживалось большинством. Но убедить советский народ любить музыкальную классику и презирать «буржуазные» джаз, рок и джинсы не удалось. Массовый вкус вынудил СМИ отступить, и ещё при советской власти объём трансляции так называемых «развлекательных жанров» непрерывно нарастал.
Диктат массы над содержанием сообщений СМИ ощущается как очевидная необходимость приспосабливать сообщения к условиям быстрого схватывания и к рецептивным способностям толпы. Автор, желающий, чтобы его текст (в газете, на радио, телевидении) был прочитан и подхвачен общественным мнением, должен быть прост, ясен и убедителен в тоне. Амбивалентность авторской позиции, плотность аргументации, широкий круг привлекаемых источников — всё это выводит текст за пределы СМИ, в разряд «специальных». Следует добавить, что массовый реципиент располагает очень ограниченной актуальной памятью, парадоксальным образом может поверить в противоположное тому, чему сам был свидетелем, и вообще впечатления ценит выше фактов. Фактически, поэтому, массовый реципиент является соавтором, жёстко влияющим на темы и формы подачи любых произведений СМИ — от новостей до клипов и «звёзд», — хотя в собственном представлении он полагает себя всего лишь потребителем «информации».
Верно: соавтором СМИ является масса реципиентов, тогда как каждый в отдельности является их потребителем. В этом обстоятельстве, как кажется, обнаруживается мистическая сторона средств массовой информации.